А.А. Фадеев, отдавший всю свою последующую жизнь натурально борьбе «за дело Сталина». Трудно назвать более яркого проводника сталинской политики в литературе, нежели Фадеев.
Фадеев-функционер «хорошо начал» с травли писателя Андрея Платонова, затем обрушился на Шолохова, пытаясь заставить того переписать «Тихий Дон» – дабы вывести Григория Мелехова уже коммунистом. Затем было участие в травле Булгакова, травля поэта Мандельштама, Ахматовой, Зощенко, невольное (или вполне вольное) соучастие в гибели Марины Цветаевой. В 1937 году Фадеев, не испытывая никаких нравственных мук, охотно занял дачу только что репрессированного и расстрелянного писателя Владимира Зазубрина – своего же давнего, ещё по совместной работе на Дальнем Востоке, друга и товарища… Да и у него самого, как оказалось, руки по локоть в крови: порой он буквально требовал от НКВД арестовать того или иного писателя. В следственном деле репрессированного поэта Сергея Спасского сохранилась телеграмма за подписью Фадеева: «Арестовать Спасского».
Иногда, правда, наступал весьма краткий всплеск раскаяния. Когда до Москвы докатилась весть о гибели Мандельштама, Фадеев, как вспоминали очевидцы, был на банкете. Услышав о смерти поэта, вдрызг пьяный Фадеев вдруг зарыдал. Трогательно: ведь подобную чувствительность глава сталинских писателей далеко не всегда проявлял даже по отношению к близким. Когда скончалась его мать, Антонина Владимировна, Фадеев хоронить её не стал и в последний путь проводить не приехал, поручив «это сделать и сказать несколько слов» своим подчинённым. Видимо, не зря великий писатель Иван Бунин – его Фадеев со товарищи после войны активно пытался выманить из Франции в Москву – сказал про Фадеева, что он, «кажется, не меньший мерзавец, чем Жданов». Про насквозь лживую фадеевскую «Молодую гвардию», которой нас усиленно пичкали в школе, даже и говорить не хочется…
А потом Сталин умер, и Фадеев… прозрел? Вряд ли Фадеева так потрясли совсем ещё робкие тогда ростки десталинизации или лёгкая опала, в которую вляпался лучший «литературный боец» вождя народов – не избрали, как прежде, в состав ЦК, перестали принимать первые лица и т. п. Очевидцы свидетельствовали, что самым глубочайшим потрясением для Фадеева стало то, что о его личной причастности к уничтожению целого ряда коллег по перу ему стали открыто и прилюдно говорить в лицо те его жертвы, кому выпало счастье выжить и вернуться из лагерей. Именно это его и убило – осознание своей подлости, помноженное на понимание, сколь бездарно он растратил свой несомненный литературный дар. Совесть заела. <...>
http://a.kras.cc/2015/07/blog-post_94.html
Фадеев-функционер «хорошо начал» с травли писателя Андрея Платонова, затем обрушился на Шолохова, пытаясь заставить того переписать «Тихий Дон» – дабы вывести Григория Мелехова уже коммунистом. Затем было участие в травле Булгакова, травля поэта Мандельштама, Ахматовой, Зощенко, невольное (или вполне вольное) соучастие в гибели Марины Цветаевой. В 1937 году Фадеев, не испытывая никаких нравственных мук, охотно занял дачу только что репрессированного и расстрелянного писателя Владимира Зазубрина – своего же давнего, ещё по совместной работе на Дальнем Востоке, друга и товарища… Да и у него самого, как оказалось, руки по локоть в крови: порой он буквально требовал от НКВД арестовать того или иного писателя. В следственном деле репрессированного поэта Сергея Спасского сохранилась телеграмма за подписью Фадеева: «Арестовать Спасского».
Иногда, правда, наступал весьма краткий всплеск раскаяния. Когда до Москвы докатилась весть о гибели Мандельштама, Фадеев, как вспоминали очевидцы, был на банкете. Услышав о смерти поэта, вдрызг пьяный Фадеев вдруг зарыдал. Трогательно: ведь подобную чувствительность глава сталинских писателей далеко не всегда проявлял даже по отношению к близким. Когда скончалась его мать, Антонина Владимировна, Фадеев хоронить её не стал и в последний путь проводить не приехал, поручив «это сделать и сказать несколько слов» своим подчинённым. Видимо, не зря великий писатель Иван Бунин – его Фадеев со товарищи после войны активно пытался выманить из Франции в Москву – сказал про Фадеева, что он, «кажется, не меньший мерзавец, чем Жданов». Про насквозь лживую фадеевскую «Молодую гвардию», которой нас усиленно пичкали в школе, даже и говорить не хочется…
А потом Сталин умер, и Фадеев… прозрел? Вряд ли Фадеева так потрясли совсем ещё робкие тогда ростки десталинизации или лёгкая опала, в которую вляпался лучший «литературный боец» вождя народов – не избрали, как прежде, в состав ЦК, перестали принимать первые лица и т. п. Очевидцы свидетельствовали, что самым глубочайшим потрясением для Фадеева стало то, что о его личной причастности к уничтожению целого ряда коллег по перу ему стали открыто и прилюдно говорить в лицо те его жертвы, кому выпало счастье выжить и вернуться из лагерей. Именно это его и убило – осознание своей подлости, помноженное на понимание, сколь бездарно он растратил свой несомненный литературный дар. Совесть заела. <...>
http://a.kras.cc/2015/07/blog-post_94.html
Немає коментарів:
Дописати коментар